Молитва Френсиса Дрейка

                               


Господи, не дай нам покоя:
Упаси нас от самодовольства,
Которое приходит, когда исполнилось все, что желали, —
Но лишь потому, что желали малого,
Когда видим мы, что плаванье окончилось благополучно,
Но лишь потому, что плыли вдоль берегов.
Господи, не дай покоя душе,
Чтобы вкус земных даров
Не заглушил жажду жизни вечной…
Господи, забудем о покое и, исполнившись дерзости,
Выйдем в море навстречу шторму,
Который напомнит нам — Ты над нами владыка,
И потеряв землю из вида,
Мы обратим свой взор к звездам небесным.
Распахни перед нами горизонты надежды
И выталкивай нас в будущее —
Да пребудут с нами сила, отвага, любовь и надежда.


Авторство этой молитвы приписывается
Сэру Френсису Дрейку. Полагающие ее подлинной
считают, что она была написана им в 1574 г.
накануне первого в британской истории
кругосветного морского похода.

Бенедикт в спектакле по пьесе Э. Ионеско "Носорог"

В этом спектакле Бенедикт играл роль Беранже
в The Royal Court Theatre с сентября по декабрь 2007 года.

Пьеса "Носорог" популярна и любима, поэтому ставится в разных театрах довольно часто.
В Москве сейчас ее можно посмотреть в Московском Театре Мастерской П. Фоменко.
Там же можно увидеть и спектакль "Гедда Габлер", в котором также играл Бенедикт
в Almeida Theatre с марта по апрель 2005 года.

Б е р а н ж е (продолжая глядеться в зеркало). Как-никак, а человек — это все-таки не так противно.

А ведь я далеко не красавец. Поверь мне, Дэзи! (Оборачивается.) Дэзи, Дэзи! Где ты, Дэзи? Нет, ты этого не сделаешь! (Бросается к двери.) Дэзи! (Выбегает на площадку, перегибается через перила.) Дэзи! Вернись! Вернись, моя маленькая Дэзи! Ты даже не позавтракала! Дэзи, не оставляй меня одного! Ты же мне обещала! Дэзи! Дэзи! (Перестает звать и в отчаянии возвращается в комнату.) Конечно, мы перестали друг друга понимать. Никакого согласия, ни в чем. Совместная жизнь распалась. Но как же она могла уйти, не объяснившись?! (Оглядывается, обводит глазами комнату.) Не сказав ни слова. Так не поступают. Вот теперь я совсем один. (Идет к двери, запирает ее на ключ, очень тщательно, но с явным раздражением.) Я им не дамся. (Старательно закрывает окна.) Вы меня не поймаете. (Обращается к головам носорогов.) Я за вами не пойду, я вас не понимаю. Я останусь таким, каков я есть. Я человеческое существо. Человеческое. (Садится в кресло.) Совершенно невыносимое положение. Я сам виноват в том, что она ушла. Я был для нее всем. Что теперь с ней станется? Вот еще один человек на моей совести. Мне лезет в голову все самое ужасное; самое ужасное может случиться! Бедная крошка, брошенная на произвол судьбы, одна, в этом мире чудищ! Кто мне поможет ее найти? Никто, потому что никого не осталось.

Снова оглушительный рев, топот, пыль столбом.

Не хочу их слышать. Заткну себе уши ватой. (Затыкает уши ватой и разговаривает сам с собой, стоя у зеркала.) Есть только один выход — убедить их, но в чем убедить? А такого рода мутации... они обратимы? Кто знает, обратимы ли они? И потом, это же как подвиг Геракла, это свыше моих сил. Прежде всего, для того чтобы их убедить, с ними нужно вступить в переговоры. А чтобы разговаривать с ними, мне нужно научиться их языку. Или им нужно научиться моему. А на каком языке я говорю? Какой у меня язык? Французский, да? Конечно, это считается французским. А что такое французский язык? Конечно, можно его назвать французским, если угодно, никто не может этого оспорить, только я один и говорю на нем. А что я говорю? Понимаю ли я сам себя? Я — себя — понимаю? (Идет на середину комнаты.) А что, если, как сказала Дэзи, правы они? (Возвращается к зеркалу.) Человек не уродлив, не уродлив! (Смотрится в зеркало, проводит рукой по лицу.) Как странно! Но на что же я похож? На что? (Бросается к шкафу, достает фотографии, смотрит, перебирает их.) Вот снимки! Что это за люди? Мсье Папийон, а может быть, Дэзи? А это кто — Ботар, или Дюдар, или, может быть, Жан? А может быть, я сам? (Опять бросается к шкафу и достает две-три картины.) Да, я себя узнаю, это я, я! (Идет, вешает картины на стену в глубине, рядом с головами носорогов.) Это я, я.

Когда картины развешаны, видно, что на них изображены старик, толстая женщина, мужчина. Уродство
этих портретов особенно выступает рядом с головами носорогов, которые стали очень красивыми.
Беранже отходит на шаг, разглядывает картины.

Некрасивый я, совсем некрасивый. (Срывает картины и с яростью бросает их на пол. Идет к зеркалу.) А они красивые. Я был не прав. Ах, как бы я хотел быть таким, как они. Жаль, что у меня нет рога. Как это безобразно — совсем гладкий лоб. Как было бы хорошо — один или два рога, сразу бы все подтянулось, а то вон как обвисло. Но, может быть, это еще случится, и мне не будет стыдно, и я пойду к ним, и мы все будем вместе. Но у меня почему-то рог не растет! (Смотрит на ладони.) И руки у меня какие-то влажные. Станут ли они когда-нибудь жесткими? (Снимает пиджак, расстегивает сорочку, рассматривает грудь в зеркало.) А кожа какая дряблая! Ах, это чересчур белое, волосатое тело! Как бы я хотел, чтобы у меня была жесткая кожа, такого чудесного темно-зеленого цвета, совсем голая, без растительности, как у них! (Прислушивается к реву.) Их пение не лишено приятности, немного резко звучит, но есть в нем какая-то своеобразная прелесть! Ах, если бы и я мог так. (Пытается подражать.) Агх! Агх! Брр. Нет, не то. Попробуем еще, погромче! Агх! Агх! Брр!

Нет-нет, совсем не то, слабо. Никакой мощи в голосе. У меня не получается рева. А только вой. Агх! Агх! Вой — это совсем не рев. Зачем же теперь раскаиваться, надо было идти за ними вовремя... Теперь уже поздно — увы! Я чудовище, чудовище! Мне уже никогда не стать носорогом, никогда, никогда! Я не могу измениться. Я бы так хотел, так хотел, но не могу. Я больше не могу на себя смотреть, мне стыдно! (Поворачивается спиной к зеркалу.) Я так уродлив! Горе тому, кто хочет сохранить своеобразие! (Вздрогнув, застывает на месте.) Ну что ж, делать нечего! Буду защищаться! Один против всех! Где мое ружье, ружье мое! (Поворачивается лицом к стене, на которой видны головы носорогов. Кричит.) Один против всех! Я буду защищаться, буду защищаться! Один против всех! Я последний человек, и я останусь человеком до конца! Я не сдамся!

Занавес

Прочитать пьесу по-русски можно здесь.

Ну что?.. С Новым годом! ;Р

Исходный размер по клику.
Эти и далее у Deareje

We’ve got some of the leading designers in the world

“We’ve got some of the leading designers in the world and that’s really something to be proud of”
BC

Рождественское

Оригинал взят у esteldeirdre в Рождественское

В те имена и углы, где когда-то нас возносили,
спрягали, склоняли на все падежи, тушью на белых листах
правили профиль - не возвращаться. От силы
несколько раз обернуться: на сивый
иней на стеклах, на совесть, на страх,
на полинявший диван, пустоту на местах,
где глазу привычнее видеть знакомый предмет. От осины
к осине перемещаясь, движется ветер. Нам ним - убегая,
взрезав тугой горизонт, самолет зашивает края удаленного рая,
мест, где-нас-нет. Не отдыхая,
не прерываясь на сон и на явь, руки пусты,
а глаза наполняет животная жажда -
волхвы проверяют пространство на прочность: мосты,
перелески и рвы городские с прокисшей водой,
поезда, колымаги, ковчеги, которые Ной
бросил, отчаявшись выбрать свой парный десант, скоростные хайвеи,
не ощущая земли под собой, разгораясь, немея, мелея,
подобно реке в обжигающий плавящий зной,
подобно железу, которое тянет незримый но верный магнит,
по снегу, песку, по асфальту, дороге из плит,
себя оставляя на ветках, столбах, перекрестках, в засохших колодцах,
пустея до гулкого дна, отражая кометы и солнце,
по тропам, проложенным в чащах несбывшихся слов,
пешком и в санях, на попутках и спинах ослов,
от зева больной пустоты - к теплоте изобилия хлева,
как дети - на свет, на звучанье родного напева,
рождаясь, полнясь, наконец - созревая любовью,
дойти, утвердиться в звезде, постучать - и несмело припасть к изголовью.