Gerry

Тот, кто имеет хоть какое-то представление о театре, понимает его как проекцию человеческой экзистенции на сцену, которая демонстрирует экзистенции ее саму вне ее самой. Поскольку экзистенция узнает себя в том, как она раскрыта в этой проекции, она – в пограничном опыте – может осознать себя как роль в некой всеобщей пьесе. Способна ли она понять смысл этой пьесы, пусть останется под вопросом; важно, что она в ходе представления (и даже в те моменты, когда последнее может быть трагично) осознает себя как трансцендирующее. Существование театра в большой степени обязано своим сущностным истоком именно этой потребности понимать себя как роль. Театр раз за разом избавляет нас от побуждения и привычки понимать экзистенцию как что-то замкнутое, обращенное само на себя. Он приучает ожидать, что смысл находится на более высоком и серьезном уровне. И в то же время отгоняет разочарованную мысль, что этот более высокий уровень скорее всего не драматичен, а статичен и бессобытиен, и тем самым оттуда, сверху и извне, делает относительным происходящее. Таким образом, театр служит ограничением любой завершенной философии: невзирая на все колебания он сохраняет значимость экзистенциального характера экзистенции, помещает его перед взглядом экзистенции как нечто, само по себе принадлежащее к всеобъемлющему. Как и в каком смысле театр это делает остается под вопросом, но он держится за значимость этого вопроса. И пока задается вопрос, не потеряна и надежда на ответ. Так театр образует значительную часть сокрытой фундаментальной теологии.

Ханс Урс фон Бальтазар. Теологическая драматическая теория. // Драматическая теория между эстетикой и логикой.





(Х)

Загадка Шекспира
Документальный фильм (Германия, 2011).



Фильм посвящен исследованию "шекспировского вопроса", а именно – кем на самом деле был Уильям Шекспир? Существует распространенная теория о том, что Шекспир – лишь псевдоним, за которым скрывался истинный автор знаменитых пьес. Согласно этой теории, одним из кандидатов на авторство творений Шекспира является Кристофер Марло, английский поэт и драматург елизаветинской эпохи. Первые пьесы Шекспира были поставлены уже после внезапной смерти Марло в 1593 году, что, на первый взгляд, исключает Марло из списка вероятных авторов. Однако в фильме "Загадка Шекспира" биографы и историки предлагают новую версию событий: Кристофер Марло имитировал собственную смерть, дабы избежать преследований со стороны Елизаветы I, а затем посвятил свою жизнь литературе, используя псевдоним. Фильм изобилует красочными реконструкциями и погружает зрителя в золотой век елизаветинской эпохи.

Оригинал взят у barmaleykina_ya в Кориолан

Оригинал взят у philologist в Лекция Екатерины Юрьевны Гениевой «Кто вы, господин Шекспир?»

И это - все та же история - о людях и человечестве




Эмилия

Ну как? Мне кажется, что он смягчился.

Дездемона

Он говорит, что тотчас же вернется.
Он мне велел ложиться и сказал,
Чтоб ты ушла.

Эмилия

Сказал, чтоб я ушла?

Дездемона

Так он велел. Поэтому, Эмилия,
Дай мне одеться на ночь, и прощай.
Сейчас мы не должны его сердить.

Эмилия

Себе на горе с ним вы повстречались!

Дездемона

На горе? Нет! Я так его люблю,
Что даже резкость в нем, и гнев, и хмурость, -
Здесь отколи, - мне милы и приятны.

Эмилия

Я ваши простыни постлала вам.

Дездемона

Не все ль равно? Ах, до чего мы глупы!
Но если ты меня переживешь,
Повей меня в одну из них.

Эмилия

Вот бредни!

Дездемона

У матери моей была служанка,
Бедняжка Барбара. Ее любимый
Отверг ее. Она все "Иву" пела;
Песнь старая, но шла к ее судьбе;
И с ней она и умерла. Сегодня
Мне эта песнь покоя не дает.
Все тянет голову склонить к плечу
И петь, как Барбара. Ты поскорее.

Эмилия

Достать халат?

Дездемона

Нет. Отколи вот здесь.
А этот Лодовико очень мил.

Эмилия

Красивый человек.

Дездемона

И говорит прекрасно.

Эмилия


Я знаю в Венеции одну даму, которая босиком пошла бы в Палестину, лишь
бы прикоснуться к его нижней губе.

Дездемона
(поет)

"Под явором грустно сидела она,
Споем про иву;
Рука на груди, голова склонена,
Ах, ива, ива, ива;
Ручей на волнах ее жалобы нес,
Ax, ива, ива, ива;
И таяли камни от падавших слез..."

Тут положи.
(Поет)
"Ах, ива, ива, ива..."

Ты поскорее; он сейчас придет.
(Поет)
"Зеленая ива сплетет мне венок.
Его не корите, мне мил его гнев..."

Нет, это - дальше. Слушай! Кто стучит?

Эмилия

Да это ветер.

Дездемона
(поет)

"На все мои пени ответ был один:
Ах, ива, ива, ива;
"Я падок на женщин, а ты - на мужчин"".

Ну вот, теперь иди. Покойной ночи.
Глаз чешется. Предвестье слез?

Эмилия

Пустое!

Дездемона

Я так слыхала. О мужья, мужья!
Скажи по совести: как ты считаешь -
Есть женщины, которые так низки,
Чтоб изменять мужьям?

Эмилия

Конечно, есть.

Дездемона

А ты, в обмен на целый мир, могла бы?

Эмилия

Вы - разве нет?

Дездемона

Нет, видит свет небесный!

Эмилия

Чтобы бы небесный свет не видел, я дождалась бы темноты.

Дездемона

Так ты, в обмен на целый мир, могла бы?

Эмилия

Мир - вещь большая. Этакий мешок
За маленький грешок!

Дездемона

Ты просто шутишь.

Эмилия

Право, не шучу. Я бы это сделала, а потом разделала. Конечно, я бы
этого не сделала за складной перстень, или за отрез полотна, или за
какие-нибудь платья, юбки, чепчики или всякие там пустяковые подачки. Но за
целый мир - да всякая наставила бы своему супругу рога, чтобы сделать его
монархом! Я бы и чистилища ради этого не побоялась.

Дездемона

Нет, и за целый мир я не могла бы
Свершить такое зло.

Эмилия

Да ведь это зло - зло мирское; а так как за труды вы получаете мир, то
это зло совершено в вашем же собственном мире, и вы можете сразу его
исправить.

Дездемона

Едва ль найдется хоть одна такая.

Эмилия

Их добрая дюжина; и еще столько на придачу, что они вам заполнили бы
весь этот мир, на который они позарились.

А все ж в изменах жен виной мужья,
Когда они, забыв свой долг, кладут
В чужое лоно наше достоянье
Или впадают в мнительную ревность
И мучат нас; когда они нас бьют
Иль, рассердясь, дают нам меньше денег,
Тогда мы злимся и, хоть сердцем кротки,
Способны мстить. Пусть ведают мужья,
Что и у жен есть чувства: нюх и зренье,
А в небе - вкус на кислоту и сладость,
Как у мужей. Когда они меняют
Нас на других - что это? Развлеченье?
Должно быть, да. Иль здесь повинна страсть?
Должно быть. Иль непостоянство? Тоже.
А нам, спрошу я, незнакомы страсти,
Непостоянство, тяга к развлеченьям?
Так пусть мужья нас берегут и знают,
Что злом своим и нас на зло толкают.

Дездемона

Иди, пора! Дай Небо, чтобы зло
Меня не к злу, а лишь к добру вело!



Уходят.

Опочивальня в замке.

Дездемона спит в постели; горит светильник. Входит
Отелло.

Отелло

Так надо, о моя душа, так надо.
Не вопрошайте, чистые светила:
Так надо! Эту кровь я не пролью,
Не раню эту кожу, ярче снега
И глаже, чем надгробный алебастр.
Но пусть умрет, не то обманет многих.
Задуть огонь, потом задуть огонь.
Гася тебя, пылающий прислужник,
Я вновь могу зажечь твой огонек,
Когда хочу. Но угасив твой свет,
Ты, высший образ, созданный природой, -
Где я найду тот Прометеев жар,
Чтоб воскресить его? Срывая розу,
Как я верну ей животворный рост?
Она увянет. Надышусь цветущей.
(Целует ее.)
О сладкий вздох, зовущий правосудье
Переломить свой меч! Еще, еще.
Умри такою, и тебя я буду,
Убив, любить. Еще один, последний:
Всех сладостней и всех страшней. Я плачу,
Но это - грозный плач небесной скорби,
Которая казнит, любя. - Проснулась.

Дездемона

Отелло, это ты?

Отелло

Да, Дездемона.

Дездемона

Ты ляжешь, мой синьор?

Отелло

Ты помолилась на ночь, Дездемона?

Дездемона

Да, мой синьор.

Отелло

Когда ты знаешь за собою грех,
Непримиренный с милостью небесной,
Покайся в нем сейчас же.

Дездемона

Мой синьор,
Что это значит?

Отелло

Слышишь? Торопись.
Я отойду. Мне тяжко убивать
Твой неготовый дух. Избави Боже,
Чтоб я убийцей стал твоей души.

Дездемона

Ты говоришь - убить?

Отелло

Да, я сказал.

Дездемона

Святое Небо, сжалься надо мной!

Отелло

Аминь, всем сердцем!

Дездемона

Раз ты так сказал,
Ведь ты же не убьешь меня.

Отелло

О-о!

Дездемона

И все же я боюсь тебя. Ты страшен,
Когда вот так ворочаешь глазами.
Чего бояться, я сама не знаю,
Раз нет за мной вины; но я боюсь.

Отелло

Помысли о своих грехах.

Дездемона

Мой грех -
Любовь к тебе.

Отелло

За это ты умрешь.

Дездемона

Смерть, убивая за любовь, преступна.
Как ты кусаешь нижнюю губу!
Твой облик искажен кровавой злобой.
Я чувствую беду, но верю, верю -
Она грозит не мне.

Отелло

Молчи! Довольно.

Дездемона

Молчу. Но что случилось?

Отелло

Мой платок,
Заветный дар тебе, ты подарила
Микеле Кассио.

Дездемона

Нет, клянусь душой!
Пошли за ним, спроси его.

Отелло

Не лги,
Не лги, красотка: ты на смертном ложе.

Дездемона

Да, но умру не скоро.

Отелло

Нет, сейчас же.
Поэтому признай свой грех открыто.
Ты, с клятвой отрицая слог за слогом,
Не отстранишь, не сломишь убежденья,
Которым я истерзан. Ты умрешь.

Дездемона

Так сжалься, Боже, надо мной!

Отелло

Аминь.

Дездемона

И сжалься ты! Я пред тобой вовек
Не согрешала; не любила Кассио
Вовек иначе, чем угодно Небу;
Вовек ему не делала подарков.

Отелло

Я видел мой платок в его руках,
Обманщица! Ты каменишь мне сердце
И хочешь, чтобы я назвал убийством
То, в чем я видел жертвоприношенье.
Он был с платком.

Дездемона

Так он его нашел.
Я никогда его не отдавала.
Пошли за ним. Пусть скажет.

Отелло

Он сказал.

Дездемона

Что он сказал?

Отелло

Что он с тобой был близок.

Дездемона

Как! Преступно?

Отелло

Да.

Дездемона

Никогда он этого не скажет.

Отелло

Теперь не скажет. Рот его закрыт.
То сделал честный Яго.

Дездемона

О, мне страх мой
Подсказывает правду! Он убит?

Отелло

Будь жизнями все волосы его,
Мое отмщенье все бы их пожрало.

Дездемона

Он оклеветан!* Я погибла!

Отелло

Шлюха!
Ты предо мною слезы льешь по нем?

Дездемона

О, прогони меня, но дай мне жить!

Отелло

Сгинь, шлюха!

Дездемона

Убей хоть завтра! Дай пожить сегодня!

Отелло

Ты борешься...

Дездемона

Хоть полчаса!

Отелло

Я начал, и я кончу.

Дездемона

О, дай прочесть мне хоть молитву!

Отелло

Поздно.
(Душит ее)

Эмилия
(за сценой)

Синьор! Синьор! Вы слышите? Синьор!

Отелло

Что там за шум? - Жива? Еще жива?
Хоть я жесток, я все же милосерд.
Я не желаю длить твои мученья.
Так, так.

Эмилия
(за сценой)

Синьор! Вы слышите?

Отелло

Кто там?

Эмилия
(за сценой)

О мой синьор, мне нужно видеть вас!

Отелло

Стучит Эмилия... Сейчас. Мертва.
Наверно, чтоб сказать о смерти Кассио.
Что там еще за шум? А! Недвижима?
Безмолвна, как могила. Что ж? Открою?
Как будто шевельнулась. Нет. Впустить?
Она заговорит с моей женой.
С моей женой! С моей женой! С какою?
Нет у меня жены. О, нестерпимо!
О тяжкий час! Я жду, чтобы затмились
Луна и солнце и земля разверзлась
От ужаса.

Эмилия
(за сценой)

О добрый мой синьор!
Мне нужно видеть вас, я умоляю!

Отелло

Я про тебя забыл. Войди, Эмилия.
Постой, постой; сейчас. Задерну полог.
Ну где ты там?
(Отпирает дверь.)

Входит Эмилия.

Ты что пришла сказать?

Эмилия

О добрый мой синьор, совершены
Ужасные убийства!

Отелло

Как! Сейчас?

Эмилия

Да, только что, синьор.

Отелло

Виновно отклонение луны:
Она как раз приблизилась к земле,
И у людей мутится разум.

Эмилия

Кассио,
Синьор, убил Родриго, молодого
Венецианца.

Отелло

Он убил Родриго?
И сам убит?

Эмилия

Нет, Кассио не убит.

Отелло

Он не убит? Так, значит, смерть фальшивит,
И сладостное мщенье стало горьким.

Дездемона

Напрасное, напрасное убийство!

Эмилия

О Господи, чей это стон?

Отелло

Чей стон?

Эмилия

О, это голос госпожи! Спасите!
Спасите! Госпожа, скажите слово!
О Дездемона! Милая! Хоть слово!

Дездемона

О, я безвинной смертью умираю.

Эмилия

Кто это сделал?

Дездемона

Никто не сделал. Я сама. Прощай.
Привет мой мужу милому. Прощай!
(Умирает.)




И еще. Уилл гений. Внезапно.
Again and again and again

Добрый старый волшебник захотел преподать урок бессердечному сыну, заставив его испытать на себе несчастья окрестных маглов. В конце концов у молодого мага пробудилась совесть, и он согласился помогать своим волшебством не умеющим колдовать соседям. Простая и добрая сказка, возможно, подумаете вы - и этим докажете, что сами вы наивный простофиля. Явная благосклонность к маглам: отца-маглофила ставят выше, чем презирающего маглов сына! Удивительно, что несколько экземпляров первоначального варианта этой сказки уцелели, хотя столько раз ее приговаривали к сожжению.

Проповедуя братскую любовь к маглам, Бидль несколько отступил от обычаев своего времени.

В начале XV века преследование ведьм и колдунов набирало силу по всей Европе. Многие волшебники считали, и не без причины, что вылечить заклинанием соседскую свинью - все равно что собирать хворост для собственного погребального костра.

«Пусть маглы попробуют обойтись без нас!» - говорили волшебники и все больше отдалялись от немагического населения.

Итогом этого процесса стало принятие в 1689 году Международного статута о секретности - тогда весь магический мир ушел в подполье.

Тем не менее дети остаются детьми, их неизменно очаровывает забавный Прыгливый горшок. И решение было найдено - мораль, благоприятную для маглов, убрать из сказки, а сохранить горшок, покрытый бородавками.

Итак, к концу XVI века среди магов был распространен подправленный вариант сказки, где Прыгливый горшок защищает ни в чем не повинного волшебника от озверевшей толпы крестьян, которые гонятся за ним с факелами и вилами. Горшок ловит их и глотает целиком. В конце сказки, когда горшок уже проглотил почти всех жителей деревни, оставшиеся в живых соседи обещают волшебнику, что оставят его в покое и позволят заниматься магией. За это он приказывает горшку вернуть проглоченные жертвы, и горшок послушно выплевывает их, лишь слегка покалеченных.

Вплоть до наших дней в некоторых магических семьях родители (как правило, настроенные против маглов) рассказывают детям эту сказку в измененном виде, а если впоследствии тем и случается прочесть ее в истинном варианте, это становится для них большим сюрпризом.

Впрочем, как я уже давал понять, симпатия к маглам - не единственная причина неприятия сказки «Колдун и Прыгливый горшок». По мере того как охота на ведьм становилась все более ожесточенной, волшебники начинали нести двойную жизнь, защищая себя и своих родных от маглов при помощи маскировки.

К XVII столетию всякий волшебник, водящий дружбу с маглами, вызывал у других подозрение и даже становился отверженным. Симпатизирующих маглам волшебников осыпали унизительными кличками (именно в этот период возникли такие сочные эпитеты, как «грязнолюб», «навозник» и «тухлоед»). Среди обидных прозвищ не последнее место занимало и обвинение в магическом бессилии.

Влиятельные волшебники той эпохи, такие как Брут Малфой, издатель антимагловского журнала «Воинственный колдун», распространяли в волшебном сообществе мнение о том, что сторонники маглов в области колдовства недалеко ушли от сквибов.

В 1675 году Брут пишет:

Итак, мы можем с уверенностью утверждать: всякий волшебник, проявляющий склонность к общению с маглами, в колдовстве столь слаб и жалок, что способен возвыситься в собственных глазах, лишь окружив себя магловскими свиньями.

Пристрастие к немагическому обществу - вернейший признак магического бессилия.

Постепенно этот предрассудок изжил себя, поскольку с фактами не поспоришь: многие из самых блистательных волшебников были, как говорится, «маглолюбами».

Последний из аргументов против сказки «Колдун и Прыгливый горшок» дожил до наших дней. Лучше всего его выразила, пожалуй, Беатрис Блоксам (1794-1910), автор печально знаменитых «Сказок дедушки Мухомора».

По мнению миссис Блоксам, «Сказки барда Бидля» вредны для детей, поскольку «отличаются нездоровым интересом к излишне зловещим темам, таким как смерть, болезни, кровопролития, злая магия, отвратительные персонажи, а также различные неприятные выделения человеческого организма».

Миссис Блоксам переработала целый ряд старинных сказок, в том числе и несколько сказок Бидля, переписав их в соответствии со своими взглядами. Свою задачу она видела в том, чтобы «наполнить разум наших очаровательных ангелочков светлыми, радостными мыслями, дабы охранить их чистые души от страшных снов и сберечь драгоценный цветок невинности».

Вот как выглядит финал сказки «Колдун и Прыгливый горшок» в невинном и милом изложении миссис Блоксам:

И тут золотой горшочек запрыгал от радости, топая крошечными розовыми пяточками, - прыг да скок, прыг да скок! Крошка Уилли вылечил всех куколок, и у них перестали болеть животики. Золотой горшочек был счастлив и тут же наполнился вкусными конфетками - хватило и куколкам, и крошке Уилли.

– Только не забудь почистить зубки! - сказал горшочек.

Крошка Уилли расцеловал горшочек, обнял его крепко-крепко и пообещал, что всегда будет помогать куколкам и больше никогда не будет капризничать.

Сказка миссис Блоксам вот уже несколько поколений неизменно вызывает у детей-волшебников одну и ту же реакцию: неконтролируемый рвотный позыв, за которым следует настоятельная просьба забрать у них эту книгу и разорвать на мелкие кусочки.

( Продолжение следует )

Оригинал взят у t_kasatkina в О западной "рациональной" воле

Новый Вернисаж - Культура
Николай Ефремов

Издательство Галарт выпустило в свет роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан», посвящённый личности великого драматурга и поэта Вильяма Шекспира (1564-1616)



Есть известный фразеологизм «История не знает сослагательного наклонения». Однако это относится именно к истории, а не к художественной литературе. В беллетристике границ допустимого не существует, они определяются только творческими возможностями автора, полётом его фантазии.
И пока шекспироведы ломают копья в спорах об авторстве пьес, времени их создания, личности самого Шекспира и пр., поклонники творчества великого английского драматурга и поэта создают литературные исследования, отражающие своё собственное восприятие бессмертных произведений и их автора.
К таким литературным исследованиям относится и роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан». Предисловием к нему автор взяла известную английскую поговорку «Every cloud has a silver lining», которая дословно переводится - «У каждой тучи есть серебряная подкладка».

Принято считать, что русский эквивалент этой пословицы - «Нет худа без добра», хотя словосочетание «silver lining» можно перевести не только как «серебряная подкладка», но и как «просвет», и даже как «луч надежды», так что поговорку можно трактовать и - «В каждой туче бывают просветы», что эквивалентно русским фразеологизмам «Не бывает безвыходных ситуаций», «Нельзя терять надежду».
Поэтому, думается, все, кому знакомо творчество Вильяма Шекспира - величайшего англоязычного писателя, одного из лучших драматургов мира, которого называют порой национальным поэтом Англии, - оценят, сколь удачен этот эпиграф в книге, посвящённой его личности.
Роман Флоры Олломоуц имеет две сюжетные линии: жизнь и творчество самого Шекспира, и жизнь и творчество литературных персонажей - наших современников. Главные герои - это писатель Джеймс Эджерли, автор книги о Шекспире «А лучшее в искусстве - перспектива», номинированной на профессиональную литературную премию «Книжник», и журналист, работник радиостанции Фрея Миллер, автор и ведущая программы, посвящённой литературе, которая получила задание сделать интервью с лауреатами нескольких престижных литературных премий.
При этом линия, посвящённая Шекспиру, подаётся Флорой Олломоуц как написанная не ею, а именно Джеймсом Эджерли, - как часть его книги «А лучшее в искусстве - перспектива». Такая лихая закрутка сюжета, пожалуй, делает любой дальнейший рассказ о романе делом неблагодарным. Все те, кто уже заинтересовался, могут купить книгу «Серебряный меридиан», прочитать её и сделать собственные выводы об обоснованности авторского видения и точности реконструкции событий XVI-XVII веков. Более того, все желающие даже могут вступить в сообщество читателей романа «Серебряный меридиан» и принять участие в обсуждении и комментировании.
Думается, что вне зависимости от того, какую позицию займут в отношении романа Флоры Олломоуц учёные-шекспироведы, объективно он должен работать на привлечение внимания к произведениям Вильяма Шекспира представителей нынешних «цифровых поколений», слишком часто равнодушно относящихся к шедеврам мировой культуры, а особенно литературы. Читают ли Ваши дети пьесы и сонеты Шекспира? Если нет, то, может быть, именно роман Флоры Олломоуц подвигнет их на это.

Источник.